ружье, почему так испугался, почему захотел убить своего брата? Почему сказал, что это Талавир, а не он должен умереть? А может, откроет самое сокровенное: кем был Талавир до

Вспышек и во что его превратил суер?

Из темноты пронеслась музыка, похожая на колыбельную. Лом зашевелился. Из-под шлема показалась сухая, как игрушечная, ручка. Талавир отбросил железку и увидел соляную мумию мальчика, сидевшего между хламом. Его кожа напоминала тончайшую бумагу, покрытую слоем суету. Мумия заскрипела, неестественно выгнула шею. Под засохшими веками дёрнулись белки. Мальчик медленно открыл глаза. Они были из соли и казались слепыми. Так же неспешно мумия протянула руку, разомкнув скрюченные пальцы. В ладони мальчика лежали круглые камешки.

— На, — сказал мальчик. — Тогуз Коргоол.

Губы мумии не шевелились. Звук звучал отовсюду. Талавир подставил ладонь

и почувствовал вес камней. В тот же миг кожу обожгло огнем. Талавир инстинктивно отшатнулся. Камни упали в хлам. Мумифицированный мальчик вздрогнул, словно от удара. Голова на тонкой шее опасно наклонилась. Талавир представил, как она сейчас оторвется и покатится по невидимому полу, как недавно голова-шлем жадала. Но мумия не рассыпалась. Руки и ноги наполнились влагой. Жилами заструился суер. Лицо налилось и приобрело детские черты.

Глаза стали светло-карими. Если бы не цвет кожи, то можно подумать, что перед

Талавиром неизменен человеческий ребенок.

— Ты не она. — Ребенок обиженно поморщился.

— Кто?

— Не она. — Мальчик потер глаза, будто собирался разреветься. Талавир наклонился ниже.

— Как тебя зовут?

— Тарг, — неуверенно сказал мальчик. Он словно только что проснулся и пытался собрать мысли вместе.

На вид ему было не больше пяти, если бы не глаза. От них веяло веками.

Это был еще один древний дух Киммерика, восставший из мертвых силой Вспышек.

А Талавир просто оказался у него на пути, как тогда с демоницей из Кара-Меркита.

— Это ты убил Рябова? — спросил он мальчика, который еще мгновение был джадалом.

Мальчик кивнул, на мгновение задержал взгляд на женщине в клетке, снова посмотрел на Талавира.

— Зачем ты его убил? И почему я все еще жив?

— Ты привел мне ее. Тот, другой, походил на тебя, но ее не привел. А ты прошел через Кара-Меркит, где она тебя поцеловала. — Мальчик показал на пленницу с зашитым ртом и глазами. Она будто почувствовала жест и зашипела, словно сто тысяч змей. Талавир сразу узнал звук и, наконец, начал понимать. Женщина в клетке была демоницей из кургана, она влезла к нему в голову и использовала его как

ездового тулпара, чтобы добраться до Ак-Шеих, где он встретился с джадалом. И теперь они все были в его сознании.

— Мы еще не встречались так все втроем или уже виделись? — спросил

Тарг, чем сбил с толку Талавира.

Неужели он говорил с Таргом и демоницей в своей забытой жизни? Но мальчик развеял его надежды:

— Нет, кажется, такого еще не было. Понимаешь, я вижу будущее, помню

прошлое, но они, как волны, накатываются друг на друга, смешиваются так, что трудно разобрать, что произошло, а чего стоит ждать. — Слова не соответствовали виду мальчика. Он походил на пятилетнего, а говорил, словно Азиз-баба. — Я путаюсь. И с Рябовым, — Тарг словно прокатил во рту имя, — я ошибся. Они назвали меня джадалом. Но я не злой, не такой, как они говорят. Это не мой выбор.

— Он снова посмотрел на женщину в клетке. — Очень давно за меня все решили, как и за тебя.

— О чем ты? — Талавиру не понравились слова мальчика. Они только духи в его голове. Откуда им знать, кто он и к чему стремится. Но было уже поздно.

Маленькие пальчики вцепились в его ладонь. Он почувствовал круглую поверхность камня.

— Я покажу. В отличие от Рябова, до пробуждения тебя не было.

Потому она смогла влезть.

— Не существовало? — в отчаянии закричал Талавир, но Тарг уже начал показывать, что же произошло в Шейх-Эле. Талавир словно перенесся в тот момент и одновременно мог наблюдать со стороны, зная, что такое суйер и как он действует.

Талавир снова увидел сумасшедшие глаза М-14.

«Не делай этого! Это я? Твой брат!» — закричал Рябов и выстрелил. Женщина-ящерица взорвалась. Талавира отбросило в сторону. Он не помнил, сколько прошло времени, прежде чем перед глазами прояснилось, а в ушах перестало звенеть. С неба падал розовый снег. Талавир попытался поймать снежинку, но рука не повиновалась. Тогда разинул рот и высунул язык. Хотелось пить. Но снег оказался горько-соленым, как хлопья соли. Зубами удалось снять перчатку. За тканью потянулась скользкая жидкость. Кожа превратилась в розовое желе. Теперь Талавир не сомневался, что и с остальным телом тоже самое. Вот почему Рябов кричал и пытался его пристрелить. Талавир превратился в чудовище, единственное милосердие для которого

смерть. Где-то рядом была винтовка. Талавир попытался шевельнуться. Но это было все равно, что отдавать приказы мертвой плоти. Растаявшую медузу уже не собрать вместе. Из горла Талавира вырвался хриплый смех. Он должен был позволить Рябову завершить дело и умереть человеком, а не кучей измененной плоти.

Талавир потерял сознание, а когда проснулся, небо над ним было тусклым и тряслось. Его куда-то передвигали. Он не мог разглядеть, куда именно: глаза застилала мгла, словно он смотрел на свет сквозь тонкую пленку.

— Это «живое мясо»! Голова уже плавится, — закричал кто-то совсем рядом.

Над ним склонился Белокун. Его глаза пылали от восторга.

— Это неважно. На его лице лучше всего отразились черты Мамая.

Понимаешь, что это значит? Остальные — только неудачная копия, отпечаток, оставленный на уже напечатанном листе. Но нам повезло. Личность этого уничтожена. Мы сможем получить аватар Мамая, идеальную реконструкцию. Несите в Медицинский поскорее.

Талавир просыпался бесконечное количество раз. И каждый раз из небытия его вынимала боль. Неудивительно, что после окончательного пробуждения мозг отказался от этих воспоминаний. Под действием суетника бесформенные конечности приобрели очертания. Новое лицо стало восприниматься как собственное, а отсутствие памяти как временный сбой. Он хотел быть настоящим Братом.

Белокун делал все, чтобы у Талавира не возникало сомнений. Они врали с